Welcome Guest (Log In | Register)


Вернуться   Форум Anton Ski School > Антон: мои тексты на разные темы. > Переводы > Джон Дэнсмор "Всадники в Грозу"


Джон Дэнсмор "Всадники в Грозу" Джон Дэнсмор - бывший барабанщик группы "The Doors". "Riders On The Storm" ("Всадники в Грозу") - книга его воспоминаний о Джиме Моррисоне и годах работы в группе.

Ответ
Глава 21 Riders on the Storm 
Опции темы Опции просмотра
Старый 12.05.2012, 20:11   Post #1
Anton
Administrator
 
Аватар для Anton
 
Регистрация: 06.10.2008
Адрес: Kyiv
Сообщений: 667
Отправить сообщение для Anton с помощью Skype™

Снаряга: Stockli Snake 2008, Stockli Laser GS 2007, Zag Freeride Gold 2007, Icelantic Keeper 2012
По умолчанию Глава 21 Riders on the Storm

21

Riders on the Storm
Всадники в Грозу




Лос-Анджелес, 1983

«Почитай, тут Роберт Блай прикольную штуку затеял. Это может помочь тебе в твоем писательстве», - сказал Тони. Он был режиссером моего спектакля, который мы вот-вот должны были повезти в Нью-Йорк, показывать во внебродвейском экспериментальном театре. Он протянул мне статью под заголовком «Чего на самом деле хочет мужчина». Это было интервью с американским поэтом Робертом Блаем. Обладатель Национальной Литературной Премии 1968 года за сборник поэзии «Свет вокруг тела», Блай теперь занялся организацией и проведением семинаров-тренингов для мужчин, с целью развития их мужского самосознания.
На развороте статьи было фото, приковавшее мое внимание. На снимке журналист, бравший интервью, Кейт Томпсон, обнимал за плечи Блая, а Блай указывал на Томпсона пальцем. Оба смеялись, увлеченные живой беседой. Их объединяло нечто, и мне вдруг срочно захотелось узнать, что именно. С первого взгляда было ясно, что эти парни – не гомосексуалисты. Ясно было и то, что перед тобой – отнюдь не чувачки типа «мачо», набухавшиеся пива под спортивную телепередачу. Некое революционное движение ощущалось за тем фото, и мне захотелось к нему присоединиться.


Нью-Йорк, 1984

Ты ли это, мертвый?
Если да
То где же слезы?
Ты ли это, в позе мертвеца?
Так где ж скорбящие?
Где траур?

Слова вырываются потоком, как лава. Ярость захлестывает. Я на сцене «La Mama Theater», вот и свершилось. Театрик на Lower East Side, с двадцатилетней историей сценических чудачеств. Я чувствую себя голым и одиноким, под взглядами чужаков. Но, черт меня побери, до чего круто не прятаться за спинами группы. Здесь и сейчас я волен жить и умирать, как мне угодно: моя игра и мои слова.
Я делаю паузу на миг и ощущаю напряжение публики. В зале ни звука. Я думаю, они знают, о ком я говорю, хотя текст первого действия взят из пьесы Сэма Шепарда «Языки».
Где мои друзья, они пришли на спектакль? Мой издатель, прочитал ли он анонс в “Voice”? Я беспокоюсь, правильно ли выведен уровень фонограммы – вот, первые раскаты грома, дождь, гроза. Боль. Вновь накатила изнутри.

Всадники в грозу
Всадники в грозу
В этом доме мы рождены
В этот мир мы вброшены
Как собака без кости
Актер без роли
Всадники в грозу


Теперь фонограмму потише. Так. Идеальный фон для следующего диалога. Эти звукорежиссеры в Нью-Йорке, черт, они всегда были лучше всех.

Неужто впрямь явился ты?
Опять явился?
Ты просишь, чтобы я поверил в это?
О чем ты просишь?


Я тебя вижу, мать твою! Я воплю про себя между строчками. Я снова вызвал тебя – и вот он ты, обвился правой ногой вокруг микрофонной стойки, левая рука на микрофоне, правой отбрасываешь с лица длинный хайр. Король-Ящер, в черной коже, как и прежде, накрываешь меня своей гигантской тенью. Я гадаю, видят ли они тебя столь же ясно, как я.

Познал ли я доподлинно тебя?
А может, просто гримирую
Муляж, что сам соорудил
Из памяти обрывков?
Тебя пытаясь заново создать?
Чего ты просишь? Можешь мне ответить?
Признайся, что взаправду ты – не здесь
Не в этом мире
Где сейчас звучит мой голос?


Тише, до шепота. Я истощен. Но я не мог избавиться от этих видений – тебя, группы – с момента твоей смерти. Тридцать лет я пытался выползти из-под твоей – нашей - тени и понять, кто я был, кто я есть и кем могу быть, кроме как «Джоном Денсмором из «Doors».
Свет погашен. Это что, аплодисменты? Получилось?
Теперь я трясусь за сценой, в голове проносятся письма, журналы, курсы терапии, паломничества и сыгранная пьеса. Черт, мне хлопают, приятно. Я цепляюсь за занавес, меня шатает.

***
Hell’s Kitchen. Чертова Кухня. Во имя Господа, что я здесь делаю? И что еще важней… что я здесь пытаюсь доказать? В этих асфальтовых джунглях, как сказал бы Боб Марлей. Ведь мог бы, к примеру, скакать на коне, у себя в Охай, Калифорния, прямо сейчас. Я должен поверить, что оказался здесь ради того, чтобы восстановить в себе источник творчества. Ради этого я взялся за перо и подался в актеры. Я тоскую по страсти, которая переполняла меня, когда я играл музыку, по драйву, который мы качали с «Doors», доводя публику до экстаза. Но меня не тянет вписаться в новый бенд и начать все сначала. Вот почему я здесь. Живу дальше своей жизнью.
Я сижу в запущенной двухкомнатной квартире своего приятеля на углу 34-й и Девятой. Весь на нервах, не могу уснуть после спектакля. Полпервого ночи. Щелкаю пультом, переключаю телек с одной кабельной программы на другую. По одной передают видеозапись лекции Кришнамурти, индийского мудреца. Записывалось в Охай.
По другому каналу показывают местное телешоу: простой народ с улицы запускают в студию и дают самовыражаться и творить в эфире, что душа пожелает. В данный конкретный момент некая вполне миловидная дама плавно сняла с себя одежки и теперь мастурбирует. Лицо Кришнамурти лучится притягательным светом. Дама тоже пылает, несколько по-иному. Судя по всему, оргазм на подходе.
Клац пультом: Кришнамурти говорит, что в какой-то момент – сейчас - человек должен прямо посмотреть на факт смерти, принять его - и жить дальше более полной жизнью. Клац: просто секс. Через пару минут дама доберется до оргазма и чуточку умрет. Секс и смерть женаты друг на друге. Идут рука об руку. Женщина, совсем одна, мастурбирует, исполняя шоу для других одиноких людей, вроде меня. Это меня заводит. Следующие пару минут мне уже не так одиноко.
Переключаю на Кришнамурти, и он говорит: «Делай это, делай это сейчас. Живи своей жизнью, до конца освободись от страха и твори каждый день». Дама извивается, вот-вот кончит. Я вот-вот кончу, глядя на нее.
Инь и янь жизни, культура нарциссизма, культ секса и смерти, здесь и сейчас, в Нью-Йорк Сити. И я, клацающий пультом между двух каналов, как теле-наркоман, все быстрей и быстрей, ненасытно.
Секс и смерть, секс и смерть, секс и смерть.

***

Мендосимо, Калифорния, 1985
Семинар для мужчин Роберта Блая


Полчаса езды по грязной дороге, и я наконец прибываю в Вудланд Кэмп. Односкатные хижины на маленькой полянке, в окружении громадных секвой, вызывают чувство клаустрофобии. Я люблю природу, но местечко, в тусклом свете из затянутого тучами окошка неба, было сумрачным и холодным. Самые настоящие дебри.
В хижине оказалось два камина, на противоположных сторонах. Слава Богу.
Крупный мужчина лет шестидесяти, седовласый и бодрый, прошел в середину группы. Само собой, это и был Роберт Блай.
- Я хочу сказать добро пожаловать всем и поблагодарить, что приехали. Нужно иметь храбрость, чтобы явиться туда, где будут одни мужчины. Как вы знаете, мой сын, Сэм, попал в аварию и погиб, поэтому я попросил Джима Хиллмана в этом году помогать мне с учебным процессом, чтобы облегчить мою ношу. – Слеза быстро пробежала по лицу Блая, пока он говорил. – Джим замечательный психолог, писатель и мыслитель. Так же с нами вновь Майкл Мид, с его барабанами и кельтскими сказками. Как обычно, в нашу программу входят тренировки по айкидо и контактным боевым искусствам, а так же индейские бани. Welcome.



Роберт Блай, американский поэт, философ и организатор движения за возрождение мужского самомсознания


В лагере для мужчин Роберта Блая

***

«Мой брат попал во Вьетнам, подсел на героин и умер от передозы», - начал Джо свой рассказ на тему «фиаско». Блай предложил эту тему для всеобщего обсуждения сегодняшним вечером. Я сижу на стуле, вытянувшись в струну, каждое произнесенное слово остро откликается во мне.
В моей памяти всплывает снимок на обложке журнала “L.A. Times” за 1963 год: самосожжение вьетнамских буддийских монахов. Так они выражали протест против нараставшего вмешательства Америки в войну. В те времена это фото породило во мне твердое решение, что в армию я не пойду. Ни за что.
Мне захотелось встать в очередь и рассказать про свои собственные фиаско. Тут же вспомнились два моих развода. Хоть, объективно, оба брака протянули довольно долго, четыре и восемь лет, но я по-прежнему вспоминал о них с ощущением краха. Может, дело в моих родителях, их сорокалетняя годовщина усугубляла мои чувства. И моя сестра развелась во второй раз. Что стряслось с семейством Денсморов? Я считал нас «нормальными людьми».
Я понимаю, что не утерплю и ерзаю на краешке складного стула. Мне хочется, чтобы все меня видели, и при этом я исхожу ознобом от волнения. Что я скажу и как меня воспримут.
- Я не смог спасти своего брата. Я свыкся с чувствами по этому поводу, но они всегда со мной. У меня было два брата… и обоих звали Джим… один был моим родным братом… со вторым я играл в одной группе… они оба умерли… оба умерли в двадцать семь… Чувство вины - оно теперь мой настоящий брат. Порой мне кажется, я почти избавился от него… спас его, не спас его, - произношу я чуть слышно.
- Громче… громче, Джон, - осторожно говорят мне сидящие рядом.
-А?.. ДА. Я… МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ПОЧТИ ПОКОНЧИЛ С ЧУВСТВОМ ВИНЫ из-за того, что я не спас моего брата Джима, - громко повторяю я под взглядами восьми десятков сочувственных лиц. – И, ммм, Джима Моррисона, я пишу книгу про… пытаюсь как-то закончить все это… растянул на годы… целых десять лет .
Я глубоко вздыхаю. Это уже второй мой семинар. Я все-таки собрался с духом и заговорил, меня воодушевил Блай с его заразительной открытостью. Спустя почти пол минуты я продолжаю.
- Когда умер твой брат? - спросил я у Роберта.
- Он умер в 71-м.
- Сколько ему было?
- В 71-м… ему было… тридцать пять.
- Мм… время лечит, - говорю я с надеждой.
- Мммм, - соглашается Роберт .
- Психотерапия… и вы, ребята… все это помогает, - продолжаю я.
- Тебе кажется, что ты виноват, что не справился – по отношению к ним обоим? – спрашивает Роберт.
- Да, - отвечаю я, и у меня перехватывает горло. – Я не справился, но я знаю, что если кому-то надо изменится, то это должно идти изнутри… хоть ты всрись.
- Чувствую, наболело у тебя, - произносит кто-то из мужчин, .
Молчание.
- Моррисон, сука, задолбал! - Приступ озноба пробирает меня насквозь и я чувствую, что теряю контроль над мышцами лица. Я непроизвольно опускаю голову, и слова сами вылетают из моего рта. Я не знаю, какая сила движет моими губами. – Мы с ним вместе делали музыку (мой голос ломается, глаза застилает), я без этого жить не могу!
Голоса восьмидесяти мужчин сочувственно рокочут.
Слов больше нет. В тот момент я осознал, что значило для меня творчество. Особенно с теми, к кому ты привязан всей душой. Признание публики так мало значит по сравнению с чувством, когда творишь. Я не мог жить без этого чувства.
С минуту я плачу, затем продолжаю.
- Ребята, знали бы вы, до чего с ним было трудно жить, - говорю я, всхлипывая. – Как в аду, шесть лет.
-Уфф, - отзывается Роберт.
- Я, ох… знаете… я хотел играть в «Birds» и быть... puer, как дитя. – Я шмыгаю носом. – А попал в полный мрак, с этой группой.
Пауза. Они поняли, что я ввернул словечко puer, имея в виду книгу Джима Хиллмана «Puer Papers», полемическую работу на вечную тему «мальчик в нашей культуре».
- Любопытно, да? – мне вдруг становится смешно и все с облегчением прыскают вместе со мной.
- Судьба, - шепчу я и вновь замолкаю.
- Спасибо, - говорю я после долгой паузы.
- Ну, и тебе спасибо, Джон, - отвечает Роберт.

Там убийца в дороге
Как жабу, мозг его коробит
Долгую сделай стоянку в пути
Детей поиграть отпусти
Если в дороге его подобрать
Милой семье пропадать
Убийца в дороге… yeah…

Не могу поверить – неужели это я стою голый, с группой таких же голых мужчин, глухой ночью, собираясь залезть в маленький тесный шалаш-баню, изображая из себя американских индейцев! Или настоящих мужиков!.. или еще кого-то.
Внутри темно, хоть глаз коли, только куча вулканических камней, что скатились с недавно извергавшегося вулкана Гора Святой Елены в штате Вашингтон, вишнево алеют в яме посредине. Их раскалили по новой в огромном костре, который мы сложили для нашей церемонии. Ужас замкнутого пространства накатывает на меня, я хватаю пучок ароматных трав, его припасли, чтобы облегчить дыхание. Это шалфей, с ним получше… немного.
Моя хворая спина барабанщика начинает ныть, и я вытягиваюсь на земле между стеночкой и телами соседей. Теснота жуткая, мы начинаем обильно потеть, и земля с пола липнет на кожу.
What the fuck, что на хрен я пытаюсь здесь доказать? Бог его знает. Небось, во мне по-прежнему сидит тот самый любопытный уличный естествоиспытатель, что обнаружился, когда я впервые попробовал кислоту. Вспоминается фраза Джима, когда он рассказывал о том, как мы начинали: «Давайте просто считать, что я испытывал пределы реального. Мне было любопытно поглядеть, что из этого выйдет. Вот и все что было: простое любопытство».
Мы рассаживаемся в кружок, передавая друг другу трещотку или палочку правды (ритуальный предмет, передаваемый по кругу во время магических церемоний. Тот кто держит в руках палочку может свободно говорить все что у него на душе, произносить сокровенное, его выслушают и сказанное не выйдет за круг, прим пер). Каждый из присутствующих явился в баню чтобы проработать некую проблему – в себе или в ком-то, по своему усмотрению. Один из парней заявляет, что он алкоголик и хотел бы исцелиться.
- Я вызываю дух Джима Моррисона, чтобы он помог мне понять его смерть. А так же, чтобы его знания об алкоголе помогли исцелиться тебе, - говорю я. Мой духовник-алкоголик по ту сторону раскаленных камней пошатнулся, словно от сильного толчка.
Я не думаю, что Doors могли бы каким-то образом тормознуться, оздоровиться и омолодиться. В те времена не было такой штуки, как «профессиональная помощь» касательно химической зависимости, и в те, шестидесятые годы, мы почти не общались между собой на словесном уровне.
Рей сказал, что мы никогда не вели проникновенных бесед друг с другом, потому что процесс совместного сочинения музыки был слишком деликатным и хрупким, чтобы рисковать поссориться в словесном споре.
Часть меня не очень-то верит в это сегодня. Наш успех все длиться и длиться, Doors стали чем-то вроде империи, многонациональной, и корпорацию всегда нужно обслуживать. Члены отпадают, но труп остается. (Единственное чистилище для этих богов – Глава 11).
Прошло минут сорок пять, и мы выползли из нашей баньки-потогонки. Я чувствовал себя очистившимся. Первые минут двадцать мне казалось, что я двину кони, а теперь пришло ощущение цельности и прилива сил. Определенно, это было нечто совсем иное по сравнению с воскресной службой в церкви. Я потерял двоих братьев но, похоже, в этой группе мужчин я обрел множество новых, и нас связали глубокие чувства.
Миниатюры
Нажмите на изображение для увеличения
Название: jim and John in bllue.jpg
Просмотров: 2032
Размер:	37.6 Кб
ID:	447   Нажмите на изображение для увеличения
Название: lizard king.jpg
Просмотров: 2050
Размер:	49.6 Кб
ID:	448   Нажмите на изображение для увеличения
Название: johndensmore.jpg
Просмотров: 1985
Размер:	81.6 Кб
ID:	449  
Anton вне форума   Поделиться в Facebook Ответить с цитированием
Старый 29.05.2012, 11:10   Post #2
maro
Новичок
 
Регистрация: 20.11.2011
Сообщений: 8

По умолчанию

Спасибо!
maro вне форума   Поделиться в Facebook Ответить с цитированием
Ответ
Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Сегодня: 28.03.2024. Текущее время: 18:52. Часовой пояс GMT +2.


Flag Counter

Powered by vBulletin® Version 3.8.6 Перевод: zCarot
Copyright © 2006-2024 Anton Ski School. All rights reserved.